Не помню, как, но меня уговорили на эту авантюру. Мишка, чокнутый фанат зимней рыбалки, снежный человек, уболтал меня составить ему компанию в этом предприятии. Во мне нет южной крови, но я с трудом переживаю Московскую зиму, на улицу из мастерской выхожу, только до магазина и обратно, ну или еще когда очень очень надо, а так предпочитаю сидеть и работать в теплой, прокуренной мастерской. И только когда яркое, весеннее солнышко, начинает топить снег, выползаю из берлоги и целыми днями упоенно таскаюсь по родному, Измайловскому лесу, наслаждаясь запахами весны, журчанием ручьев и вольным, мягким ветерком.

В общем, совершенно не понятно как, но я согласился поехать с другом на зимнюю рыбалку, и это в самом январе, когда на улице стоял собачий холод, ночью термометр опускался до -35 по Цельсию. Мишка пообещал позаботиться о необходимой амуниции, а на мне лежала забота о горячительных напитках. Жена тоже загорелась идеей и стала приставать к нам, возьмите и возьмите с собой, если она захочет, она и мертвого уговорит, и нам пришлось сдаться. Все договорились, выезжаем вечером в пятницу. Мишка еще в целях рекламы порасказывал как здорово зимой на Истре, и как расчудесно мы отдохнем. Жена уже завела тесто под пирожки. Пирожки у нее знатные, никогда не ел вкуснее. В общем, и целом я тоже загорелся и был весь уже в предвкушении поездки.

Жалеть о необдуманном решении я начал уже вечером в пятницу, когда, навесив на меня две сумки с провизией и вещами, на вопрос, куда столько, жена коротко пояснила, на всякий случай, с этюдником, моим постоянным сопровождающим в вылазки на природу, меня вытолкнули на улицу, под порывы холодного, январского ветра. Отогрев зажигалкой замок, я озябшими руками открыл машину, тихо чертыхаясь себе под нос, завел ее с четвертой попытки. Заехав за Мишкой, мы устремились в неизвестность, в ночь, в холод, подальше от цивилизации. Печка в машине работала исправно и я, отогревшись, повеселел. Мы трепались, вспоминали старые и новые анекдоты, было весело. Мишка одобрил Татьянино обмундирование, пуховый финский комбинезон, меховую шапку, и рыжие унты на ее маленьких ногах, на меня он посмотрел скептически. Как сугубо городской житель я был в джинсах и короткой по пояс дубленке с капюшоном, не люблю шапки, правда, под дубленку я натянул толстый козий свитер. Приятель насмешливо покачал головой, и, ткнув в тюк одежды сказал: — «Ладно, по месту переоденешься».

Жалость к себе проснулась во мне с новой силой, когда оказалось, что по месту, это было переодевание в машине, которую мы должны были бросить в деревне и топать еще километра 2 пешком до базы, где нас ждали. Первым делом Мишка протянул мне ватные штаны, дебильные стеганные ватные штаны с веревочками на лодыжках и на поясе. «А это на кой?» — скривился я. Мишка хохотнул «Что бы задницу не отморозил?» Жена и мой друг, веселились от души, когда я, корячась в тесном пространстве салона, натягивал эту тяжелую и негнущуюся амуницию, о том чтобы выйти переодеваться на улицу у меня не было и мыслей, за бортом скрипел и кусался тридцатиградусный мороз. Штаны я натянул успешно, единственное, что мы не учли, это разницу наших с Мишкой размеров, и я худой и поджарый, болтался в его штанах, как чайная ложка в стакане. Жена уже не смеялась, а только тихонько повизгивала, задыхаясь от хохота. Когда дошла очередь до валенок 46 размера на мою ногу сорок первого, а сверху на них, огромных резиновых бахил, Танька просто сползла с сиденья и, закрыв лицо руками исходила в беззвучном смехе.

Поменяв свою тонкую, городскую дубленку на здоровенный до колен тулуп и нахлобучив потертую кроличью шапку, я вывалился как колобок, из машины на улицу. В общем, выглядел я неплохо, настоящий заправский рыбак, вот только зашнуровать веревочки на поясе штанов я позабыл, о чем в последствии мне пришлось горько пожалеть. Взвалив на себя наш скарб, мы двинулись в путь. Идти в непривычно тяжелой одежде и в обуви, которая была на пять размеров больше, оказалось достаточно неудобно, но пока мы брели по протоптанной тропинке, спускаясь к реке, это были еще цветочки, мои мучения начались гораздо позже.

Мы вышли к необъятному простору реки, покрытой льдом и занесенной снегом, нет, не припорошенной снегом, а покрытой здоровенными сугробами. И по этой целине, нам предстояло пилить к черту на куличики, к стоявшей, где то в стороне на другом берегу базе. Бывалый Мишка и Татьяна, одетая тепло, но удобно быстро ушли вперед, болтая и хохоча, а я медленно и тяжело ступая, проваливаясь в сугробы по самые я… не буду писать чего, полз следом. Сумки соскальзывали с необъятного плеча, Мишкиного тулупа, этюдник как санки полз по сугробу следом, то и дело подпихивая меня острым, деревянным углом, если бы не ватные штаны, задница была бы в синяках, но это пол беды. Через некоторое время не зашнурованные штаны поехали вниз, снять рукавицы, залезть под длинный тулуп и завязать тесемки было немыслимо, и я, перекосившись, прижав штаны локтем, чуть ли не усилием воли какое-то время продолжал удерживать их на месте. Потом, выдергивая ногу из очередного сугроба, я почувствовал как валенок с натянутой на него резиновой бахилой, успешно покидает меня, а штаны предательски ползут следом, панически стал запихивать ногу обратно, попутно набрав снега, ощущения надо сказать не самые приятные. Таким вот макаром, матерясь в пол голоса, подтягивая то убегавшие штаны, то слетавшие валенки я прошел, вернее, даже трудно назвать этот способ передвижения, в общем, преодолел метров пятьсот, Ребята ушли далеко вперед, и только дорожка потревоженного снега и две темневшие впереди фигурки, указывали мне направление. А вокруг была уже ночь, необъятные белые просторы, яркая луна и я посреди всего этого великолепия, нагруженный как верблюд, бредущий, подтягивая штаны и с трудом выдергивая ноги вместе с валенками и ругающийся матом уже гораздо громче. И на кой ляд меня понесло, и что я забыл, и сидел бы сейчас дома в тепле, с коньячком и сигаретой, так нет твою богу душу мать, приключений захотелось. Хотелось все бросить сесть в сугроб и заплакать, но я не сдавался, и как герой войны Маресьев, упорно продолжал ползти вперед по заснеженной пустыне. Мне казалось, что тащусь я уже вечность, я вспотел, матом ругался уже никого не стесняясь, набрал полные валенки снега, причем не только валенки. снег ухитрился попасть и в штаны. В общем, трудно пересказать мои мучения простыми словами, полностью описать их можно используя только великий и могучий, но нецензурный язык. Всё, силы мои иссякли, сбросив сумки и этюдник я нащупал сигареты и, завалившись в сугроб на спину закурил, пальцы тут же покраснели и озябли, но мне было уже наплевать. Я лежал и смотрел в черное, высокое, усеянное звездами небо и думал, что умру, но не встану. Но лежать становилось все холоднее, промокшие от растаявшего в валенках снега ноги, начали подмерзать. Надо было идти дальше. Сцепив зубы я поднялся и!… Сигарета выпала у меня из разинутого рта, надо мной нависал высокий противоположный берег, заснеженный, величественный как огромный айсберг, а на нем теснились елки, покрытые пушистым нарядом, искрящегося в лунном свете снега. Это было так красиво, что я забыл все свои мучения и застыл, уставившись на сказочное великолепие окружавшее меня. За елками приветливо горели огоньки базы, оставалось пройти метров сто, Мишка и Татьяна махали мне руками и я, собрав в комок последние силы, ринулся к ним.

Наконец мои уставшие ноги ступили на твердую, протоптанную тропу. «Ну что ты так медленно», капризно упрекнула меня любимая, подпрыгивая от нетерпения и мороза, ее веселое лицо раскраснелось, она потерла замерзший носик. Мишка вдруг схватил пригоршню снега, и начал тереть мою морду, я отплевывался и сопротивлялся. Он заорал, «Нос, нос три придурок, он уже побелел у тебя!». Я испуганно схватился за нос, и, скинув рукавицы, стал усиленно растирать достаточно дорогую для меня часть лица. Не помню, как, но вскоре мы добрались до главного корпуса базы. Наверное, никогда в жизни я так не радовался людям, желтому, такому уютному электрическому свету и теплу, блаженному теплу, растекавшемуся по моему измученному телу. Скинув тяжелый тулуп и освободившись от ставших мне ненавистными штанов и валенков, оставшись в привычных джинсах и свитере, я почувствовал себя почти счастливым человеком. Вскоре перезнакомившись со всеми, я блаженно сидел за столом поглощая жаренную с колбасой картошку, со всех сторон сыпались анекдоты, мы взрывались от хохота, в граненых стаканах плескалась водочка, приятно согревавшая сердце. Как же хорошо! Как мало человеку для счастья надо. Напротив сияло радостное лицо жены, тающей от мужского внимания к единственной среди нас мужиков и такой красивой. Потом старший, его все называли просто Лексеич, проводил нас в маленький домик стоявший почти у самого края обрыва, я недолго полюбовался видом, задницу в одних только джинсах действительно быстро подмораживало и быстро нырнул в тепло. Две включенные электрические плитки прогревали домик, создавая нам полный ташкент, скоро мы остались одни. «Ну, как тебе?» — спросил я жену, развешивавшую ненавистную мне, мою амуницию в малюсеньком коридорчике. «Ой, это так здорово» — глаза ее смеялись, подозреваю, что они с Мишкой слышали все высказывания, на последних метрах моей голгофы. «Ты был просто неотразим» — расхохоталась она, подтверждая мои подозрения, насмешница. Я сгреб любимую в охапку, и мы, хохоча, повалились на койку, жалобно заскрипевшую старыми пружинами.

Мишка растолкал меня на рассвете, тихонько стараясь не разбудить жену, облачившись как положено, крепко завязав штаны я вынырнул в мороз. Было еще темно. Хлебнув в главном корпусе горячего кофе с бутербродами, мы вышли на лед. Вот уж чего, наверное, ни как не смогу понять, так это кайф изображать из себя кочку, на продуваемой всеми ветрами реке, а снимать голыми руками пойманную мокрую и скользкую рыбу, так это вообще кошмар, короче немного повертевшись среди рыбаков, я махнул рукой и пошел обратно. Лучше я достану этюдник и поработаю, тем более вокруг такая красота. Вот когда я пишу, мне на все наплевать, тут я готов терпеть любые неудобства, и совсем неважно, что писал я, почти не уходя от домика, каждые двадцать минут, хватая палитру и отогревая над плитками замерзшие краски, совсем не важно, что пальцы постоянно замерзали так, что мне приходилось хлопать себя по бедрам, как большой неуклюжей птице пытающейся взлететь, я наслаждался. Наслаждался заснеженными елками, настоящей русской зимой и даже крепким кусающимся морозом. Жена тоже решила не бездельничать, и пока мужики рыбачат, навести блеск в главном корпусе, вернее в кухонном отсеке. Готовить она не стала, так как Мишка заранее нас предупредил, что обязанности у них строго распределены, а мы гости. Татьяна и меня быстро припрягла к уборочной деятельности, оторвав от работы. Она вручила мне два ведра и велела принести с родника воду, махнув только в каком направлении нужно идти. Разведчица, о роднике она узнала накануне. Как уже бывалый полярник, я широко зашагал по тропинке, размахивая пустыми ведрами. Подвела меня моя самоуверенность, тропинка была подмороженная, скользкая от ранее пролитой воды и шла под уклон.

Совершенно неожиданно для себя, красиво взмахнув ведрами, я лихо на пятой точке скатился к самому роднику, благо на мне толстый длинный тулуп и расчудесные ватные штаны, подвязанные веревочкой чуть ли не к шее, так что пострадало только мое самолюбие. Родник не замерзал, вернее почти не замерзал, тонкая совершенно прозрачная корочка льда легко разбилась ведром. на дне лежали три лягушки в глубокой коме. Значит вода здесь с экологической точки зрения чистейшая. Зачерпнув полные ведра я вполне успешно без приключений добрался до главного корпуса. Потом, долго не спеша, бродил по лесу, впитывая в себя изумительную красоту зимы, не забывая время от времени растирать кончик носа.

Вечером вернулись рыбаки. Всем понравились мои расставленные на просушку быстрые этюды, и я грелся в лучах похвал. На кухоньке быстро, что то зашкворчало и забулькало и скоро все расселись за большим столом, с удовольствием поглощая суп из пакетиков и макароны с тушенкой, заедая все Татьяниными пирожками и нахваливая мою милую. Вновь по стаканам заискрилась водочка, но все в рамках без перебора. А ночью, на застекленной террасе при температуре -30 поскидывав тулупы в одних только меховых жилетах и свитерах народ увлеченно резался на бильярде, я уже почти не замечал холода, поглощенный азартной игрой, спать расползлись часам к двум.

За два дня, я отдохнул так, как будто отдыхал неделю, надышался в волю свежим воздухом, почти сроднился со своей экипировкой, и мне уже было жалко покидать гостеприимную базу, но, к сожалению, все хорошее, когда ни будь, кончается.

Теперь если меня спросят, что такое зимняя рыбалка, я скажу вам, это просто сказка наяву, только не забудьте потеплее одеться, а остальное, мороз, дорога по сугробам, это ерунда, даже весело, особенно наверное, со стороны.